Шёл 1997 год. Было прекрасное лето, с приятными дождливыми днями, сменявшимися солнечными проблесками. На душе было спокойно и хотелось чего-то большого и светлого. По стране продолжала победное шествие демократия, а мы на Скале жили своей, многим не объяснимой, жизнью. На работе, где я имел удовольствие пребывать, все коллеги, каждый раз, перед моими выходными, крутили пальцем у виска,- мол, не может завести семью, дачу, стать человеком. Конечно, это не было столь категорично, но от осуждающе-оценивающего взгляда обычного обывателя, трудно скрыться. И даже если он не сопровождается комментариями, то все равно, глаза человека и мимика лица, всё говорит само за себя. А мне в то время, ну да как впрочем, и сейчас, было все равно до чужого мнения, по поводу моего образа жизни. Пробыв сутки на работе в душном, наводнённом людьми, городе, душа рвалась туда, где была тишина, где было одиночество, скрашиваемое лишь теми, с кем ты хотел общаться, кто понимал, хотя бы отчасти твой образ жизни. Дивный Лес стал для меня, да наверное и для всех остальных, кто прожил то лето вместе с нами, домом, причём домом по настоящему. Нет, не тем местом, в котором ты проживаешь и к которому ты имеешь официальную привязку, а тем местом, куда, уезжая каждый раз в город, хотелось возвращаться.
Много в тот сезон было и грибов, и безумных прожектов. Но самое главное, то, что всё происходившее тогда с нами, пронизывало чувство гармонии. Тогда-то и родилось, то, что стало впоследствии и одним из самых ярких преданий Дивного Леса, и одним из культов или религий, если подобная терминология здесь уместна.
Никто из нас не был, пожалуй, закоренелым лентяем. Отдыхать любили все, но на стоянке тогда была возведена замечательная хижина – «типи», всегда присутствовали дрова, и никто никогда не мог пожаловаться на то, что он ввиду разгильдяйства живущих здесь, остался голодным или необогретым.
Но при всём благостном укладе жизни, нам, наверное, всё-таки чего-то не хватало, то ли ещё одного, самого глубинного прикола, то ли идеологического стержня для всего происходящего с нами. И он, этот стержень, нашёлся и был обозначен. А назвался он,- «Вломаизм».
Главный постулат нового движения звучал так: «Всё что влом, то не в кайф», и соответственно: «Всё, что в кайф, то не в лом». Данные убеждения на нашей стоянке исповедовали все, и стоянка жила, развивалась, пополнялась новыми последователями религии. Внезапные золушкины приходы, возникавшие из ниоткуда, на пустом месте, сменялись длительными периодами бездействия, высокоэффективно заливаемого можжевеловым отваром.
Из своих подвигов того времени, я пожалуй вспомню только попытку построения капитального, вмонтированного в землю мангала, да ещё истерическое, на пару с Никусей, окапывание собственной палатки и превращение оной в бункер.
В первом случае, идея одного человека, т.е. меня, по поводу добывания глины из донных отложений у берега, для последующей постройки некоего сооружения под кодовым наименованием «Мангал», будучи отвергнутой вначале, в течение последующего получаса единоличной реализации и наблюдения другими за происходящим, настолько приходнула всех жителей стоянки, что последующие, произошедшие события, вызывают самые весёлые воспоминания. Куча взрослых, перемазавшихся в глине людей, лезут в воду, черпают глину, таскают её во всех подручных предметах к месту будущего архитектурного творения, при этом с чувством азарта, присущем разве только добычи золота.
Да, много приятных и весёлых воспоминаний связано у меня с тем сезоном. Ну да, для начала, хватит. Может потом, чего ещё всплывёт в голове и перетечёт через клавиатуру, на Ваши экраны, а пока я завершаю свой рассказ. Хороших Вам всем выездов и попутчиков.
Родионенко В.